Стихи русских поэтов

Чиновник

Как человек разумной середины,
Он многого в сей жизни не желал:
Перед обедом пил настойку из рябины
И чихирем обед свой запивал.
У Кинчерфа заказывал одежду
И с давних пор (простительная страсть)
Питал в душе далекую надежду
В коллежские асессоры попасть,—
Затем, что был он крови не боярской
И не хотел, чтоб в жизни кто-нибудь
Детей его породой семинарской
Осмелился надменно попрекнуть.

Угрюмых тройка есть певцов...

Угрюмых тройка есть певцов —
Шихматов, Шаховской, Шишков,
Уму есть тройка супостатов —
Шишков наш, Шаховской, Шихматов,
Но кто глупей из тройки злой?
Шишков, Шихматов, Шаховской!

Грезы миньоны

Памяти сестры Зои

Знаешь рощ лимонных шорох,
Край огнистых померанцев?
Сколько песен, сколько танцев
Там в лесах, морях и горах.

Там, как песня, звучны краски,
Там, как краски, сочны песни…
О, душа моя, для ласки
И для жизни там воскресни!..

Пред судилище Миноса...

Пред судилище Миноса
Собралися для допроса
Подле Стиксовых брегов
Души бледные скотов.

Ворон, моська, кот, телушка,
Попугай, баран, индюшка,
Соловей, петух с свиньей
Стали пред Миносом — в строй.

«Говорите, как вы жили?
Много ль в свете вы грешили? —
Так сказал им судия. —
Начинай хоть ты, свинья».

«Я нисколько не грешила;
Не жалея морды, рыла
Я на свете сем навоз;
В этом нет греха, Минос!»

На смерть деда

Мы вместе ждали смерти или сна.
Томительные проходили миги.
Вдруг ветерком пахнуло от окна,
Зашевелился лист Священной Книги.

Там старец шел – уже, как лунь, седой –
Походкой бодрою, с веселыми глазами,
Смеялся нам, и всё манил рукой,
И уходил знакомыми шагами.

И вдруг мы все, кто был – и стар и млад,–
Узнали в нем того, кто перед нами,
И, обернувшись с трепетом назад,
Застали прах с закрытыми глазами…

1 июля 1902г.

Сжимающий пайку изгнанья ...

Сжимающий пайку изгнанья
в обнимку с гремучим замком,
прибыв на места умиранья,
опять шевелю языком.
Сияние русского ямба
упорней — и жарче огня,
как самая лучшая лампа,
в ночи освещает меня.
Перо поднимаю насилу,
и сердце пугливо стучит.
Но тень за спиной на Россию,
как птица на рощу, кричит,
да гордое эхо рассеян
засело по грудь в белизну.
Лишь ненависть с Юга на Север
спешит, обгоняя весну.
Сжигаемый кашлем надсадным,
все ниже склоняясь в ночи,
почти обжигаюсь. Тем самым

25 марта 1964, Архангельская пересыльная тюрьма

Молодость моя! Моя чужая...

Молодость моя! Моя чужая
Молодость! Мой сапожок непарный!
Воспаленные глаза сужая,
Так листок срывают календарный.

Ничего из всей твоей добычи
Не взяла задумчивая Муза.
Молодость моя!— Назад не кличу.
Ты была мне ношей и обузой.

Ты в ночи нашептывала гребнем,
Ты в ночи оттачивала стрелы.
Щедростью твоей давясь, как щебнем,
За чужие я грехи терпела.

Скипетр тебе вернув до сроку —
Что уже душе до яств и брашна!
Молодость моя! Моя морока —
Молодость! Мой лоскуток кумашный!

По лесу леший кричит на сову...

По лесу леший кричит на сову,
Прячутся мошки от птичек в траву.
                      Ау!

Спит медведиха, и чудится ей:
Колет охотник острогой детей.
                      Ау!

Плачет она и трясет головой:
—Детушки-дети, идите домой.
                      Ау!

Звонкое эхо кричит в синеву:
—Эй ты, откликнись, кого я зову!
                      Ау!

Страницы