Стихи про народ

Как цветок

Как цветок я хочу расцвести
И угаснуть без слова упрека,
И в душе я сумею найти
Бесконечный расцвет златоока.

Я как ландыш, бледнея, цвету
Для мечтательных, нежных, влюбленных,
И в лесу создаю красоту
Для сердец, красотой утомленных.

Полюбив молодую Весну,
В поцелуях сплетенные тени,
Я порою всю ночь не усну
И мечтаю как ветка сирени.

И, узнавши из пения птиц,
Что окончились празднества Мая,
Я при свете полночных зарниц
Расцвету как гвоздика лесная.

«Веселье Руси»

Кто твердит, что веселье России есть пити? Не лгите!
У истории нашей, у всей нашей жизни спроси,
Обращаюсь ко всем: укажите перстом, докажите,
Кто был счастлив от пьянства у нас на Великой Руси?!

Говорил стольный князь те слова или нет — неизвестно.
Если ж он даже где-то за бражным столом пошутил,
То не будем смешными, а скажем и гордо, и честно,
Что не глупым же хмелем он русские земли сплотил.

1990 г.

Кузнец

Памяти Н.А. Милютина

Чуть колыхнулось болото стоячее,
Ты ни минуты не спал.
Лишь не остыло б железо горячее,
Ты без оглядки ковал.

В чем погрешу и чего не доделаю,
Думал,— исправят потом.
Грубо ковал ты, но руку умелую
Видно доныне во всем.

С кем ты делился душевною повестью,
Тот тебя знает один.
Спи безмятежно, с покойною совестью,
Честный кузнец-гражданин!

Вел ты недаром борьбу многолетнюю
За угнетенный народ:
Слышал ты рабскою песню последнюю,
Видел свободы восход.

Литературная травля, или раздраженный библиограф

…О светские забавы!
Пришлось вам поклониться,
Литературной славы
Решился я добиться.

Недолго думал думу,
Достал два автографа
И вышел не без шуму
На путь библиографа.

Шекспировских творений
Составил полный список,
Без важных упущений
И без больших описок.

Всего-то две ошибки
Открыли журналисты,
Как их умы ни гибки,
Как перья ни речисты:

Какую-то «Заиру»
Позднейшего поэта
Я приписал Шекспиру,
Да пропустил «Гамлета»,

Тургеневу

Мы вышли вместе… Наобум
Я шел во мраке ночи,
А ты… уж светел был твой ум,
И зорки были очи.

Ты знал, что ночь, глухая ночь
Всю нашу жизнь продлится,
И не ушел ты с поля прочь,
И стал ты честно биться.

В великом сердце ты носил
Великую заботу,
Ты как поденщик выходил
До солнца на работу.

Во лжи дремать ты не давал,
Клеймя и проклиная,
И маску дерзостно срывал
С глупца и негодяя.

Все чуждо в доме новому жильцу ...

Все чуждо в доме новому жильцу.
Поспешный взгляд скользит по всем предметам,
чьи тени так пришельцу не к лицу,
что сами слишком мучаются этим.
Но дом не хочет больше пустовать.
И, как бы за нехваткой той отваги,
замок, не в состояньи узнавать,
один сопротивляется во мраке.
Да, сходства нет меж нынешним и тем,
кто внес сюда шкафы и стол, и думал,
что больше не покинет этих стен;
но должен был уйти, ушел и умер.
Ничем уж их нельзя соединить:
чертой лица, характером, надломом.

октябрь 1962

Незабвенная

…Для сердца нужно верить.
(Пушкин)

О память, память! образ нежный
Надолго в сердце заключи!..
Запри его рукой прилежной
И брось ненужные ключи!..

Не дай забыть того мгновенья,
Когда в полуночной тиши,
Затворник дум и вдохновенья,
Звучал я, полный восхищенья,
На струнах огненной души, —
И вдруг, чудесной невидимкой,
Как гений кроткий и благой,
Явилась дева предо мной,
Одета радужною дымкой
Туманной утренней зари,
В устах с улыбкою беспечной.
О память, память! сердцу вечно
Об ней мне в жизни говори!..

Сифилис

Пароход подошел,
        завыл,
           погудел —
и скован,
    как каторжник беглый.
На палубе
     700 человек людей,
остальные —
      негры.
Подплыл
    катерок
        с одного бочка̀.
Вбежав
    по лесенке хро̀мой,
осматривал
     врач в роговых очках:
«Которые с трахомой?»
Припудрив прыщи
           и наружность вымыв,
с кокетством себя волоча,
первый класс
      дефилировал
            мимо
улыбавшегося врача.
Дым
  голубой

Император

Помню —
    то ли пасха,
то ли —
      рождество:
вымыто
   и насухо
расчищено торжество.
По Тверской
        шпалерами
              стоят рядовые,
перед рядовыми —
          пристава.
Приставов
    глазами
          едят городовые:
—Ваше благородие,
         арестовать? —
Крутит
   полицмейстер
            за уши ус.
Пристав козыряет:
          — Слушаюсь! —
И вижу —
    катится ландо,
и в этой вот ланде
сидит

Ты помнишь ли, как мы с тобою...

Ты помнишь ли, как мы с тобою
Прощались позднею порою?
Вечерний выстрел загремел,
И мы с волнением внимали…
Тогда лучи уж догорали,
И на море туман густел;
Удар с усилием промчался
И вдруг за бездною скончался.

Окончив труд дневных работ,
Я часто о тебе мечтаю,
Бродя вблизи пустынных вод,
Вечерним выстрелам внимаю.
И между тем, как чередой
Глушит волнами их седыми,
Я плачу, я томим тоской,
Я умереть желаю с ними…

Страницы