Стихи поэтов о природе

Как небеса твой взор блистает...

Как небеса твой взор блистает
 Эмалью голубой,
Как поцелуй звучит и тает
 Твой голос молодой;

За звук один волшебной речи,
 За твой единый взгляд,
Я рад отдать красавца сечи,
 Грузинский мой булат;

И он порою сладко блещет,
 И сладостней звучит,
При звуке том душа трепещет,
 И в сердце кровь кипит.

Но жизнью бранной и мятежной
 Не тешусь я с тех пор,
Как услыхал твой голос нежный
 И встретил милый взор.

Вы все любуетесь на скалы...

Вы все любуетесь на скалы,
Одна природа вас манит,
И возмущает вас немало
Мой деревенский аппетит.

Но взгляд мой здесь иного рода,
Во мне лицеприятья нет;
Ужели вишни не природа
И тот, кто ест их, не поэт?

Нет, нет, названия вандала
От вас никак я не приму:
И Ифигения едала,
Когда она была в Крыму!

Стаял снег... земля, каменья...

Стаял снег… земля, каменья,
Облака и облака…
Где же символ возрожденья,
Детский лепет василька!

Смутно сонный холод дышит
Вместо вешней теплоты,
И душа моя не слышит
Обновляющей мечты.

Поэзоконцерт

Где свой алтарь воздвигли боги,
Не место призракам земли!
Мирра Лохвицкая

В Академии Поэзии — в озерзамке беломраморном—
Ежегодно мая первого фиолетовый концерт,
Посвященный вешним сумеркам, посвященный девам траурным…
Тут — газеллы и рапсодии, тут — и глина, и мольберт.

Офиалчен и олилиен озерзамок Мирры Лохвицкой.
Лиловеют разнотонами станы тонких поэтесс,
Не доносятся по озеру шумы города и вздох людской,
Оттого, что груди женские — тут не груди, а дюшесс…

Последняя петербургская сказка

Стоит император Петр Великий,
думает:
«Запирую на просторе я!» —
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория».

Сияет гостиница,
за обедом обед она
дает.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.

Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил:
«Извините»,
наступив нечаянно на змеин хвост.

На откосе

Вот прошел леса и долы.
Подо мной откос.
На реке огонь веселый
Блещет с дальних кос.

В зеленях меж гнезд и норок
Протоптал я стезь.
Берегись ты, лютый ворог,
Берегись, я — здесь.

Близок час: падешь в крови ты
Натруди земли,
Здесь падешь, ножом пробитый.
(Ай, люли-люли!)

Ты не бейся, сердце-знахарь.
(Ай, люли-люли!)
За сохой плетется пахарь
Там вдали, вдали.

Отнесу тебя, сердешный,
В прибережный ров.
Будут дни: смиренный, грешный,
Поплетусь в Саров.

М. А. Щербатовой («На светские цепи...»)

 На светские цепи,
На блеск утомительный бала
 Цветущие степи
Украйны она променяла,

 Но юга родного
На ней сохранилась примета
 Среди ледяного,
Среди беспощадного света.

 Как ночи Украйны,
В мерцании звезд незакатных,
 Исполнены тайны
Слова ее уст ароматных,

 Прозрачны и сини,
Как небо тех стран, ее глазки;
 Как ветер пустыни
И нежат и жгут ее ласки.

 И зреющей славы
Румянец не щечках пушистых
 И солнца отливы
Играют в кудрях золотистых.

Хмель

   Хмель выбежал на огороде
  И вкруг сухой тычинки виться стал;
А в поле близко дуб молоденький стоял.
  «Что́ в этом пользы есть уроде,
   Да и во всей его породе?»
  Так про дубок тычинке Хмель жужжал.
   «Ну, как его сравнить с тобою?
Ты барыня пред ним одной лишь прямизною.
   Хоть листьем, правда, он одет,
   Да что за жесткость, что за цвет!
   За что́ его земля питает?»
  Меж тем едва неделя протекает,
Хозяин на дрова тычинку ту сломил,
  А в огород дубок пересадил.

Север

В воротах Азии, среди лесов дремучих,
Где сосны древние стоят, купая в тучах
Свои закованные холодом верхи;
Где волка валит с ног дыханием пурги;
Где холодом охваченная птица
Летит, летит и вдруг, затрепетав,
Повиснет в воздухе, и кровь ее сгустится,
И птица падает, замерзшая, стремглав;
Где в желобах своих гробообразных,
Составленных из каменного льда,
Едва течет в глубинах рек прекрасных
От наших взоров скрытая вода;
Где самый воздух, острый и блестящий,
Дает нам счастье жизни настоящей,

Страницы