Стихотворение

Солнце и море

Море любит солнце, солнце любит море…
Волны заласкают ясное светило
И, любя, утопят, как мечту в амфоре;
А проснешься утром,— солнце засветило!

Солнце оправдает, солнце не осудит,
Любящее море вновь в него поверит…
Это вечно было, это вечно будет,
Только силы солнца море не измерит!

Дифирамб

Почему не брать от жизни все, что она дает.
Генрик Ибсен

Цветов! огня! вина и кастаньет!
Пусть блещет «да»! Пусть онемеет «нет»!
  Пусть рассмеется дерзновенное!
Живи, пока живешь. Спеши, спеши
  Любить, ловить мгновенное!
Пусть жизнь за счастье сдачи даст гроши,—
Что толку в том, когда — все тленное?!
Пой! хохочи! танцуй! смеши!

Воспламенись! всех жги! и сам гори!
  Сгори!— что там беречь?!
Рискуй! рубись! выигрывай пари!
В свой фаэтон сумей момент запрячь!
Сверкай мечом! орлом пари!
  Бери!!.

С временщиком Фортуна в споре...

С временщиком Фортуна в споре
К убогой Мудрости летит:
«Сестра, дай руку мне — и горе
Твоя мне дружба облегчит.
Дарами лучшими моими
Его осыпала, как мать, —
И что ж? Ничем не насытимый,
Меня скупой он смел назвать!..
София, верь мне, будем дружны!
Смотри: вот горы серебра —
Кинь заступ твой, теперь ненужный, —
С нас будет, милая сестра». —
«Лети!— ей Мудрость отвечала. —
Не слышишь? Друг твой жизнь клянет —
Спаси безумца от кинжала,
А мне в Фортуне нужды нет…»

Эфемера Вульгарис

Серебристый огонь под сачком дрожит,
Только друг мой добыче той рад не очень:
Эфемера Вульгарис… Обычный вид.
Однодневная бабочка. Мелочь, в общем…

Что ж, пускай для коллекции в строгой раме
Не такая уж это находка. Пусть!
Только я к Эфемере вот этой самой
Как-то очень по-тёплому отношусь.

Мы порой с осужденьем привыкли звать
Несерьёзных людей и иные отсевки
Нарицательно: «Бабочки-однодневки».
Я б иную тут всё-таки клал печать.

1969 г.

Умирающий Тасс

…E come alpestre e rapido torrente,
Come acceso baleno
In notturno sereno,
Come aura o fumo, o come stral repente,
Volan le nostre fame: ed ogni onore
Sembra languido fiore!
Che più spera, o che s’attende omai?
Dopo trionfo e palma
Sol qui restano all’alma
Lutto e lamenti, e lagrimosi lai.
Che più giova amicizia o giova amore!
Ahi lagrime! ahi dolore!
«Torrismondo», tragedia di T. Tasso

Какое торжество готовит древний Рим?
  Куда текут народа шумны волны?
К чему сих аромат и мирры сладкий дым,
  Душистых трав кругом кошницы полны?
До Капитолия от Тибровых валов,
  Над стогнами всемирныя столицы,
К чему раскинуты средь лавров и цветов
  Бесценные ковры и багряницы?
К чему сей шум? К чему тимпанов звук и гром?
  Веселья он или победы вестник?
Почто с хоругвией течет в молитвы дом
  Под митрою апостолов наместник?
Кому в руке его сей зыблется венец,
  Бесценный дар признательного Рима?

Современникам

Туда, во мглу Небытия,
Ты безвременным, мертвым комом
Катилась, мертвая земля,
Над собирающимся громом.

И словно облак обволок
Порядок строя мирового,
И презирающий зрачок,
И прорастающее слово.

Толчками рухнувших Мессин,
Провалом грешной Мартиники
Среди неузнанных руин
Приподымался смысл великий.

Развили грозные огни
Все беспокойней, все нестройней —
Нечеловеческие дни,
Нечеловеческие бойни…

Дортуар весной

Ане Ланиной

О весенние сны в дортуаре,
О блужданье в раздумье средь спящих,
Звук шагов, как нарочно, скрипящих,
И тоска, и мечты о пожаре.

Неспокойны уснувшие лица,
Газ заботливо кем-то убавлен,
Воздух прян и как будто отравлен,
Дортуар — как большая теплица.

Тихи вздохи. На призрачном свете
Все бледны. От тоски ль ожиданья,
Оттого ль, что солгали гаданья,
Но тревожны уснувшие дети.

В сновидящий час мой бессонный, совиный...

В сновидящий час мой бессонный, совиный
Так . . . . . .я вдруг поняла:
Я знаю: не сердце во мне,— сердцевина
На всем протяженье ствола.

Продольное сердце, от корня до краю
Стремящее Рост и Любовь.
Древесная-чистая,— вся ключевая,
Древесная — сильная кровь.

Не знающие ни продажи, ни купли —
Не руки — два взмаха в лазорь!
Не лоб — в небеса запрокинутый купол,
Любимец созвездий и зорь.

Я болен, Офелия, милый мой друг!..

Я болен, Офелия, милый мой друг!
Ни в сердце, ни в мысли нет силы.
О, спой мне, как носится ветер вокруг
Его одинокой могилы.

Душе раздраженной и груди больной
Понятны и слезы, и стоны.
Про иву, про иву зеленую спой,
Про иву сестры Дездемоны.

Волк на псарне

  Волк, ночью, думая залезть в овчарню,
     Попал на псарню.
   Поднялся вдруг весь псарный двор.
  Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;.
  Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»
   И вмиг ворота на запор;
   В минуту псарня стала адом.
    Бегут: иной с дубьем,
     Иной с ружьем.
  «Огня!» — кричат: «огня!» Пришли с огнем.
  Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.
Зубами щелкая и ощетиня шерсть,
Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;

Страницы