Русская поэзия

Слон и Моська

   По улицам Слона водили,
    Как видно напоказ —
Известно, что Слоны в диковинку у нас —
  Так за Слоном толпы зевак ходили.
Отколе ни возьмись, навстречу Моська им.
Увидевши Слона, ну на него метаться,
   И лаять, и визжать, и рваться,
   Ну, так и лезет в драку с ним.
   «Соседка, перестань срамиться»,
Ей шавка говорит: «тебе ль с Слоном возиться?
Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идет
      Вперед
И лаю твоего совсем не примечает».—
   «Эх, эх!» ей Моська отвечает:
  «Вот то-то мне и духу придает,

На учет каждая мелочишка

Поэта
   интересуют
         и мелкие фактцы.
С чего начать?
Начну с того,
      как рабфаковцы
меня
   хотели качать.
Засучили рукав,
         оголили руку
и хвать
   кто за шиворот,
         а кто за брюку.
Я
   отбился
        ударами ног,
но другому, —
      маленькому —
            свернули-таки
                  позвонок.
Будучи опущенным,
         подкинутый сто крат,
напомню,
       что сказал
         ученикам Сократ.
Однажды,

Моя речь на показательном процессе по случаю возможного скандала с лекциями профессора Шенгели

Я тру
   ежедневно
        взморщенный лоб
в раздумье
     о нашей касте,
и я не знаю:
     поэт —
         поп,
поп или мастер.
Вокруг меня
     толпа малышей, —
едва вкусившие славы,
а во́лос
   уже
     отрастили до шей
и голос имеют гнусавый.
И, образ подняв,
        выходят когда
на толстожурнальный амвон,
я,
 каюсь,
   во храме
        рвусь на скандал,
и крикнуть хочется:
           — Вон! —
А вызовут в суд, —

Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру

Я пролетарий.
      Объясняться лишне.
Жил,
    как мать произвела, родив.
И вот мне
    квартиру
           дает жилищный,
мой,
 рабочий,
      кооператив.
Во — ширина!
      Высота — во!
Проветрена,
       освещена
         и согрета.
Все хорошо.
       Но больше всего
мне
 понравилось —
           это:
это
 белее лунного света,
удобней,
      чем земля обетованная,
это —
   да что говорить об этом,
это —
   ванная.

Разговор с товарищем Лениным

Грудой дел,
       суматохой явлений
день отошел,
      постепенно стемнев.
Двое в комнате.
         Я
       и Ленин —
фотографией
     на белой стене.
Рот открыт
    в напряженной речи,
усов
    щетинка
      вздернулась ввысь,
в складках лба
      зажата
         человечья,
в огромный лоб
       огромная мысль.
Должно быть,
      под ним
            проходят тысячи…
Лес флагов…
        рук трава…
Я встал со стула,

Осгар

По камням гробовым, в туманах полуночи,
Ступая трепетно усталою ногой,
По Лоре путник шел, напрасно томны очи
Ночлега мирного искали в тьме густой.
Пещеры нет пред ним, на береге угрюмом
Не видит хижины, наследья рыбаря;
Вдали дремучий бор качают ветры с шумом,
Луна за тучами, и в море спит заря.

Nocturne («Я сидел на балконе, против заспанного парка...»)

Я сидел на балконе, против заспанного парка,
И смотрел на ограду из подстриженных ветвей.
Мимо шел поселянин в рыжей шляпе из поярка.
Вдалеке заливался невидимка-соловей.

Ночь баюкала вечер, уложив его в деревья.
В парке девушки пели,— без лица и без фигур.
Точно маки сплетали новобрачной королеве,
Точно встретился с ними коробейник-балагур…

Может быть, это хоры позабывшихся монахинь?..
Может быть, это нимфы обездоленных прудов?
Сколько мук нестерпимых, целомудренных и ранних,
И щемящего смеха опозоренных родов…

Здесь и там

1

Тайна смерти непонятна
Для больших умов;
Разгадать,— мы, вероятно,
Не имеем слов.

Мне догадка шепчет внятно:
«Верь моим словам:
Непонятное — понятно,
Но не здесь, а Там».

2

Мысль работает тревожно:
«Жил, всю жизнь греша,
И тебе навряд ли можно
Рая ждать, душа».

Друг, твое сомненье ложно;
Верь моим словам:
«Невозможное возможно,
Но не здесь, а Там».

3

Болезнь

Больной, свалившись на кровать,
Руки не может приподнять.
Вспотевший лоб прямоуголен —
Больной двенадцать суток болен.
Во сне он видит чьи-то рыла,
Тупые, плотные, как дуб.
Тут лошадь веки приоткрыла,
Квадратный выставила зуб.
Она грызет пустые склянки,
Склонившись, Библию читает,
Танцует, мочится в лоханки
И голосом жены больного утешает.

Страницы