Стихи о земле

Бельгия

Побеждена, но не рабыня,
Стоишь ты гордо без доспех,
Осквернена твоя святыня,
Зато душа чиста, как снег.
Кровавый пир в дыму пожара
Устроил грозный сатана,
И под мечом его удара
Разбита храбрая страна.
Но дух свободный, дух могучий
Великих сил не угасил,
Он, как орел, парит за тучей
Над цепью доблестных могил.
И жребий правды совершится:
Падет твой враг к твоим ногам
И будет с горестью молиться
Твоим разбитым алтарям.

Издевательства

Павлиньим хвостом распущу фантазию в пестром цикле,
душу во власть отдам рифм неожиданных рою.
Хочется вновь услыхать, как с газетных столбцов зацыкали
те,
кто у дуба, кормящего их,
корни рылами роют.

Тяжел наш путь, твой бедный мул...

Тяжел наш путь, твой бедный мул
Устал топтать терновник злобный;
Взгляни наверх: то не аул,
Гнезду орлиному подобный;
То целый город; смолкнул гул
Народных празднеств и торговли,
И ветер тления подул
На богом проклятые кровли.
Во дни глубокой старины
(Гласят народные скрижали),
Во дни неволи и печали,
Сюда Израиля сыны
От ига чуждого бежали,
И град возник на высях гор.
Забыв отцов своих позор
И горький плен Ерусалима,
Здесь мирно жили караимы;
Но ждал их давний приговор,

Письмо писателя В. В. Маяковского писателю А. М. Горькому

Алексей Максимович,
          как помню,
              между нами
что-то вышло
       вроде драки
            или ссоры.
Я ушел,
    блестя
       потертыми штанами;
взяли Вас
     международные рессоры.
Нынче —
и́наче.
Сед височный блеск,
         и взоры озарённей.
Я не лезу
     ни с моралью,
           ни в спасатели,
без иронии,
как писатель
      говорю с писателем.
Очень жалко мне, товарищ Горький,
что не видно
      Вас

Пусть во что хотите жданья удлинятся...

Пусть во что хотите жданья удлинятся —
вижу ясно,
     ясно до галлюцинаций.
До того,
    что кажется —
   вот только с этой рифмой развяжись,
и вбежишь
     по строчке
         в изумительную жизнь.
Мне ли спрашивать —
         да эта ли?
              Да та ли?!
Вижу,
   вижу ясно, до деталей.
Воздух в воздух,
         будто камень в камень,
недоступная для тленов и крошений,
рассиявшись,
      высится веками
мастерская человечьих воскрешений.
Вот он,

Юг на севере

Я остановила у эскимосской юрты
Пегого оленя,— он поглядел умно.
  А я достала фрукты
  И стала пить вино.

И в тундре — вы понимаете?— стало южно…
В щелчках мороза — дробь кастаньет…
  И захохотала я жемчужно,
  Наведя на эскимоса свой лорнет.

Осеннее утро

Поднялся шум; свирелью полевой
Оглашено мое уединенье,
И с образом любовницы драгой
Последнее слетело сновиденье.
С небес уже скатилась ночи тень,
Взошла заря, блистает бледный день —
А вкруг меня глухое запустенье…
Уж нет ее… я был у берегов,
Где милая ходила в вечер ясный;
На берегу, на зелени лугов
Я не нашел чуть видимых следов,
Оставленных ногой ее прекрасной.
Задумчиво бродя в глуши лесов,
Произносил я имя несравненной;
Я звал ее — и глас уединенный
Пустых долин позвал ее в дали.

Товарищи хозяйственники! Ответьте на вопрос вы — что сделано, чтоб выросли Казанцевы и Матросовы?

Вы
 на ерунду
         миллионы ухлопываете,
а на изобретателя
       смотрите кривенько.
Миллионы
    экономятся
             на массовом опыте,
а вы
 на опыт
        жалеете гривенника.
Вам
 из ваших кабинетов
          видать ли,
как с высунутыми языками
              носятся изобретатели?
Изобрел чего —
          и трюхай,
вертят
   все
    с тобой
       вола
и
назойливою мухой
смахивают со стола.
Планы
   кроет

Страницы