Стихи поэтов серебряного века

Качалка грезэрки

Л.Д. Рындиной

  Как мечтать хорошо Вам
  В гамаке камышовом
Над мистическим оком — над бестинным прудом!
  Как мечты сюрпризэрки
  Над качалкой грезэрки
Истомленно лунятся: то — Верлэн, то — Прюдом.

  Что за чудо и диво!—
  То Вы — леди Годива,
Через миг — Иоланта, через миг Вы — Сафо…
  Стоит Вам повертеться,—
  И загрезится сердце:
Все на свете возможно, все для Вас ничего!

Не для льстивых этих риз, лживых ряс...

Не для льстивых этих риз, лживых ряс —
Голосистою на свет родилась!

Не ночные мои сны — наяву!
Шипом-шепотом, как вы, не живу!

От тебя у меня, шепот-тот-шип —
Лира, лира, лебединый загиб!

С лавром, с зорями, с ветрами союз,
Не монашествую я — веселюсь!

И мальчишка — недурён-белокур!
Ну, а накривь уж пошло чересчур, —

От тебя у меня, шепот-тот-шип —
Лира, лира, лебединый загиб!

Доля женская, слыхать, тяжела!
А не знаю — на весы не брала!

Полонез «Титания»

Зовусь Титанией, царицей фей,
Я, лунокудрая нимфея — ночь!
Мой паж, сообщник мой, немой Морфей,
  Соткал июнь,
  Вуаля лунь;
  Но только дунь,—
    Прочь!

Товарищи хозяйственники! Ответьте на вопрос вы — что сделано, чтоб выросли Казанцевы и Матросовы?

Вы
 на ерунду
         миллионы ухлопываете,
а на изобретателя
       смотрите кривенько.
Миллионы
    экономятся
             на массовом опыте,
а вы
 на опыт
        жалеете гривенника.
Вам
 из ваших кабинетов
          видать ли,
как с высунутыми языками
              носятся изобретатели?
Изобрел чего —
          и трюхай,
вертят
   все
    с тобой
       вола
и
назойливою мухой
смахивают со стола.
Планы
   кроет

У горошка

Там, где кружатся кузнечики
  У душистого горошка,
Поцелую крошку в плечики,
  Засмеется тихо крошка.

Обоймет руками смуглыми,
  Расцелует прямо в губы.
Над прудами влажно-круглыми
  Нам свиданья эти любы.

В грехе — забвенье

Ты — женщина, и этим ты права.
Валерий Брюсов

Вся радость — в прошлом, в таком далеком и безвозвратном,
А в настоящем — благополучье и безнадежность.
Устало сердце и смутно жаждет, в огне закатном,
Любви и страсти; — его пленяет неосторожность…

Устало сердце от узких рамок благополучья,
Оно в уныньи, оно в оковах, оно в томленьи…
Отчаясь резить, отчаясь верить, в немом безлучьи,
Оно трепещет такою скорбью, все в гипсе лени…

Лесофея

Она читает зимой Евангелье,
Она мечтает о вешнем ангеле.
Душой поэта и аполлонца
Все ожидает литавров солнца!

Умом ребенок, душою женщина,
Всегда капризна, всегда изменчива,
Она тоскует о предвесеньи,
О незабудках, о росной сени…

И часто в ложе, на пестрой опере,
Когда ей сердце мечты отропили,
Она кусает платок, бледнея,—
Дэмимонденка и лесофея!..

Сказочный Шварцвальд

Ты, кто муку видишь в каждом миге,
Приходи сюда, усталый брат!
Все, что снилось, сбудется, как в книге —
Темный Шварцвальд сказками богат!

Все людские помыслы так мелки
В этом царстве доброй полумглы.
Здесь лишь лани бродят, скачут белки…
Пенье птиц… Жужжание пчелы…

Погляди, как скалы эти хмуры,
Сколько ярких лютиков в траве!
Белые меж них гуляют куры
С золотым хохлом на голове.

Пляска Мая

Вдалеке от фабрик, вдалеке от станций,
Не в лесу дремучем, но и не в селе—
Старая плотина, на плотине танцы,
В танцах поселяне, все навеселе.

Покупают парни у торговки дули,
Тыквенное семя, карие рожки.
Тут бесполья свадьба, там кого-то вздули,
Шепоты да взвизги, песни да смешки.

Точно гул пчелиный — гутор на полянке:
«Любишь ли, Акуля?..» — «Дьявол, не замай!..»
И под звуки шустрой, удалой тальянки
Пляшет на плотине сам царевич Май.

Красная зависть

Я
   еще
   не лыс
      и не шамкаю,
все же
   дядя
      рослый с виду я.
В первый раз
      за жизнь
         малышам-ка я
барабанящим
      позавидую.
Наша
   жизнь —
      в грядущее рваться,
оббивать
       его порог,
вы ж
   грядущее это
         в двадцать
расшагаете
      громом ног.
Нам
       сегодня
      карежит уши
громыханий
      теплушечных
            ржа.
Вас,
       забывших

Страницы