Стихи поэтов серебряного века

Блаженны дочерей твоих, Земля...

Блаженны дочерей твоих, Земля,
Бросавшие для боя и для бега.
Блаженны в Елисейские поля
Вступившие, не обольстившись негой.

Так лавр растет,— жестоколист и трезв,
Лавр-летописец, горячитель боя.
—Содружества заоблачный отвес
Не променяю на юдоль любови.

Справа, справа — баран круторогий...

Справа, справа — баран круторогий!
И сильны мои ноги.
Пожелайте мне доброй дороги,
Богини и боги!

Слажу, слажу с курчавой сестрою,
С корабельной сосною!
Вся поклажа — брусок со струною,
Ничего — за спиною!

Ни закона, ни . . . . ., ни дома,
Ни отцовского грома,
Ни товарища нежной истомы, —
Всё сгорело соломой!

Пожелайте мне смуглого цвета
И попутного ветра!
— в Лету,
Без особой приметы!

Ricordo Di Tivoli

Мальчик к губам приложил осторожно свирель,
Девочка, плача, головку на грудь уронила…
—Грустно и мило! —
Скорбно склоняется к детям столетняя ель.

Темная ель в этой жизни видала так много
Слишком красивых, с большими глазами, детей.
Нет путей
Им в нашей жизни. Их счастье, их радость — у Бога.

Море синет вдали, как огромный сапфир,
Детские крики доносятся с дальней лужайки,
В воздухе — чайки…
Мальчик играет, а девочке в друге весь мир…

Сонет («Мы познакомились с ней в опере,— в то время...»)

Мы познакомились с ней в опере,— в то время,
Когда Филина пела полонез.
И я с тех пор — в очарованья дреме,
С тех пор она — в рядах моих принцесс.

Став одалиской в грезовом гареме,
Она едва ли знает мой пароль…
А я седлаю Память: ногу в стремя,—
И еду к ней, непознанный король.

Влюблен ли я, дрожит в руке перо ль,
Мне все равно; но вспоминать мне сладко
Ту девушку и данную мне роль.

Ее руки душистая перчатка
И до сих пор устам моим верна…
Но встречу вновь посеять — нет зерна!

Голосок

Голосок, как колокольчик,
Зазвонил любви слова,
И от гула у поэта
Закружилась голова.

Все могло бы быть так мило,
Но разбито пустячком:
Голосок, твой колокольчик,
Вяло двигал язычком.

Но и вышло очень скучно…
Голосок, ты — дурачок:
Тем приятней колокольчик,
Чем резвее язычок…

Все великолепье...

Все великолепье
Труб — лишь только лепет
Трав — перед Тобой.

Все великолепье
Бурь — лишь только щебет
Птиц — перед Тобой.

Все великолепье
Крыл — лишь только трепет
Век — перед Тобой.

Колдунья

Я — Эва, и страсти мои велики:
Вся жизнь моя страстная дрожь!
Глаза у меня огоньки-угольки,
А волосы спелая рожь,
И тянутся к ним из хлебов васильки.
Загадочный век мой — хорош.

Видал ли ты эльфов в полночную тьму
Сквозь дым лиловатый костра?
Звенящих монет от тебя не возьму, —
Я призрачных эльфов сестра…
А если забросишь колдунью в тюрьму,
То гибель в неволе быстра!

Я знаю, я знаю...

Я знаю, я знаю,
Что прелесть земная,
Что эта резная,
Прелестная чаша —
Не более наша,
Чем воздух,
Чем звезды,
Чем гнезда,
Повисшие в зорях.

Я знаю, я знаю,
Кто чаше — хозяин!
Но легкую ногу вперед — башней
В орлиную высь!
И крылом — чашу
От грозных и розовых уст —
Бога!

Весенняя яблоня

Перу И.И. Ясинского посвящаю

Весенней яблони, в нетающем снегу,
Без содрогания я видеть не могу:
Горбатой девушкой — прекрасной, но немой—
Трепещет дерево, туманя гений мой…
Как будто в зеркало — смотрясь в широкий плес,
Она старается смахнуть росинки слез,
И ужасается, и стонет, как арба,
Вняв отражению зловещего горба.
Когда на озеро слетает сон стальной,
Бываю с яблоней, как с девушкой больной,
И, полный нежности и ласковой тоски,
Благоуханные целую лепестки.
Тогда доверчиво, не сдерживая слез,
Она касается слегка моих волос,

Немножко утопии про то, как пойдет метрошка

Что такое?
      Елки-палки!
По Москве —
      землечерпалки.
Это
       улиц потроха
вырывает МКХ.
МКХ
   тебе
      не тень
навело
   на майский день.
Через год
        без всякой тени
прите
   в метрополитене.
Я
   кататься не хочу,
я
не верю лихачу.
Я
   полезу
   с Танею
в метрополитанию.
Это
       нонече
      не в плане —
в тучи
   лезть
на ероплане.
Я
   с милёнком Семкою

Страницы