Стихи о земле

М. А. Щербатовой («На светские цепи...»)

 На светские цепи,
На блеск утомительный бала
 Цветущие степи
Украйны она променяла,

 Но юга родного
На ней сохранилась примета
 Среди ледяного,
Среди беспощадного света.

 Как ночи Украйны,
В мерцании звезд незакатных,
 Исполнены тайны
Слова ее уст ароматных,

 Прозрачны и сини,
Как небо тех стран, ее глазки;
 Как ветер пустыни
И нежат и жгут ее ласки.

 И зреющей славы
Румянец не щечках пушистых
 И солнца отливы
Играют в кудрях золотистых.

Три царя...

Три царя,
Три ларя
С ценными дарами.

Первый ларь —
Вся земля
С синими морями.

Ларь второй:
Весь в нем Ной,
Весь, с ковчегом-с-тварью.

Ну, а в том?
Что в третём?
Что в третём-то, Царь мой?

Царь дает,
—Свет мой свят!
Не понять что значит!

Царь — вперед,
Мать — назад,
А младенец плачет.

Как начнут меня колеса...

Как начнут меня колеса —
В слякоть, в хлипь,
Как из глотки безголосой
Хлынет кипь —
Хрип, кончающийся зá морем,
что стерт
Мол с лица земли мол…
—Мама?
Думал,— черт!
Да через три ча еще!

8 октября ...

Лиле

8 октября.
1915 год.
Даты
времени,
смотревшего в обряд
посвящения меня в солдаты.

«Слышите!
Каждый,
ненужный даже,
должен жить;
нельзя,
нельзя ж его
в могилы траншей и блиндажей
вкопать заживо —
убийцы!»

Не слушают.
Шестипудовый унтер сжал, как пресс.
От уха до уха выбрили аккуратненько.
Мишенью
на лоб
нацепили крест
ратника.

Перед электрической лампой

Злобный змей, зигзагом длинным
Раздевавший темень туч,
Чтоб, гремя, в лесу пустынном
Иль на склоне горных круч,

Ветви, поднятые дубом,
Серным пламенем Зажечь,
И, ликуя, дымным клубом —
Смертным саваном — облечь!
Змей, сносивший с неба, древле,

Прометеев дар земле!
Что таишь ты, стыд ли, гнев ли,
Ныне замкнутый в стекле, —

Сгибы проволоки тонкой
Раскалять покорно там,
Подчинись руке ребенка,
Осужден — в угоду нам.

Яшка

Учебно-егерский пункт в Мытищах,
В еловой роще, не виден глазу.
И всё же долго его не ищут.
Едва лишь спросишь — покажут сразу.

Ещё бы! Ведь там не тихие пташки,
Тут место весёлое, даже слишком.
Здесь травят собак на косматого мишку
И на лису — глазастого Яшку.

Их кормят и держат отнюдь не зря,
На них тренируют охотничьих псов,
Они, как здесь острят егеря,
«Учебные шкуры» для их зубов!

1968 г.

На скалах

Он был синеглазый и рыжий,
(Как порох во время игры!)
Лукавый и ласковый. Мы же
Две маленьких русых сестры.

Уж ночь опустилась на скалы,
Дымится над морем костер,
И клонит Володя усталый
Головку на плечи сестер.

А сестры уж ссорятся в злобе:
«Он — мой!» — «Нет — он мой!» — «Почему ж?»
Володя решает: «Вы обе!
Вы — жены, я — турок, ваш муж».

Забыто, что в платьицах дыры,
Что новый костюмчик измят.
Как скалы заманчиво-сыры!
Как радостно пиньи шумят!

Поэту («Лишь гении доступны для толпы...»)

Лишь гении доступны для толпы!
Но ведь не все же гении — поэты?!
Не изменяй намеченной тропы
И помни: кто, зачем и где ты.

Не пой толпе! Ни для кого не пой!
Для песни пой, не размышляя — кстати ль!..
Пусть песнь твоя — мгновенья звук пустой,—
Поверь, найдется почитатель.

Пусть индивидума клеймит толпа:
Она груба, дика, она — невежда.
Не льсти же ей: лесть — счастье для раба,
А у тебя — в цари надежда…

Страницы