Владимир Владимирович Маяковский

На сотни эстрад бросает меня,
на тысячу глаз молодежи.
Как разны земли моей племена,
и разен язык
     и одежи!
Насилу,
   пот стирая с виска,
сквозь горло тоннеля узкого
пролез.
   И, глуша прощаньем свистка,
рванулся
    курьерский
         с Курского!
Заводы.
    Березы от леса до хат
бегут,
  листками вороча,
и чист,
   как будто слушаешь МХАТ,
московский говорочек.
Из-за горизонтов,
        лесами сломанных,
толпа надвигается
        мазанок.

Орут поэту:
«Посмотреть бы тебя у токарного станка.
А что стихи?
Пустое это!
Небось работать — кишка тонка».
Может быть,
нам
труд
всяких занятий роднее.
Я тоже фабрика.
А если без труб,
то, может,
мне
без труб труднее.
Знаю —
не любите праздных фраз вы.
Ру́бите дуб — работать дабы.
А мы
не деревообделочники разве?
Голов людских обделываем дубы.
Конечно,
почтенная вещь — рыбачить.
Вытащить сеть.
В сетях осетры б!

Об этом весть
           до старости древней
храните, села,
            храните, деревни.
Далёко,
    на Лене,
        забитый в рудник,
рабочий —
        над жилами золота ник.
На всех бы хватило —
           червонцев немало.
Но всё
    фабриканта рука отнимала.
И вот,
    для борьбы с их уловкою ловкой
рабочий
    на вора пошел забастовкой.
Но стачку
       царь
        не спускает даром,
над снегом
        встал
        за жандармом жандарм.

Если
  Гавану
     окинуть мигом —
рай-страна,
     страна что надо.
Под пальмой
      на ножке
          стоят фламинго.
Цветет
   коларио
       по всей Ведадо.
В Гаване
    все
      разграничено четко:
у белых доллары,
        у черных — нет.
Поэтому
    Вилли
       стоит со щеткой
у «Энри Клей энд Бок, лимитед».
Много
   за жизнь
       повымел Вилли —
одних пылинок
       целый лес, —
поэтому
    волос у Вилли