Лучшие стихи Маяковского

Пернатые

Перемириваются в мире.
Передышка в грозе.
А мы воюем.
Воюем без перемирий.
Мы —
действующая армия журналов и газет.

Лишь строки-улицы в ночь рядятся,
маскированные домами-горами,
мы
клоним головы в штабах редакций
над фоно-теле-радио-граммами.

Ночь.
Лишь косятся звездные лучики.
Попробуй —
вылезь в час вот в этакий!
А мы,
мы ползем — репортеры-лазутчики —
сенсацию в плен поймать на разведке.

100%

Шеры…
    облигации…
         доллары…
              центы…
В винницкой глуши тьмутараканясь,
так я рисовал,
       вот так мне представлялся
              стопроцентный
американец.
Родила сына одна из жен.
Отвернув
     пеленочный край,
акушер демонстрирует:
          Джон как Джон.
Ол райт!
Девять фунтов,
       глаза —
           пятачки.
Ощерив зубовный ряд,
отец
  протер
      роговые очки:
Ол райт!
Очень прост
      воспитанья вопрос,

Домой!

Уходите, мысли, во-свояси.
Обнимись,
     души и моря глубь.
Тот,
  кто постоянно ясен —
тот,
  по-моему,
       просто глуп.
Я в худшей каюте
        из всех кают —
всю ночь надо мною
         ногами куют.
Всю ночь,
     покой потолка возмутив,
несется танец,
      стонет мотив:
«Маркита,
     Маркита,
Маркита моя,
зачем ты,
       Маркита,
не любишь меня…»
А зачем
      любить меня Марките?!
У меня
   и франков даже нет.

«Телевоксы»? Что такое?

Инженером Уэнслеем построен человек-автомат, названный «Телевокс». В одном из отелей Нью-Йорка состоялся на днях бал, на котором прислуживали исключительно автоматы.
Из газет.

С новым бытом!
Ну и фокусы:
по нью-йоркским нарпитам
орудуют —
       «Телевоксы».
Должен сознаться,
ошарашен весь я:
что это за нация?
или
 что за профессия?
Янки увлекся.
Ну и мошенники! —
«Те-ле-воксы»
не люди —
    а машинки.
Ни губ,
   ни глаз
      и ни малейших
признаков личны́х.
У железных леших
одно
    ухо
      огромной величины.
В это
    ухо
что хочешь бухай.
Каждый
      может
      наговориться до́сыта.

Московский Китай

Чжан Цзо-лин
       да У Пей-фу
            да Суй да Фуй —
разбирайся,
     от усилий в мыле!
Натощак
    попробуй
        расшифруй
путаницу
     раскитаенных фамилий!

Глупая история

В любом учрежденье,
         куда ни препожалуйте,
слышен
    ладоней скрип:
это
  при помощи
         рукопожатий
люди
     разносят грипп.
Но бацилла
     ни одна
        не имеет права
лезть
     на тебя
      без визы Наркомздрава.
И над канцелярией
           в простеночной теми
висит
      объявление
        следующей сути:
«Ввиду
   эпидемии
руку
  друг другу
      зря не суйте».
А под плакатом —
        помглавбуха,

Бегу и вижу — ...

Бегу и вижу —
         всем в виду
кудринскими вышками
себе навстречу
      сам
        иду
с подарками подмышками.
Мачт крестами на буре распластан,
корабль кидает балласт за балластом.
Будь проклята,
      опустошенная легкость!
Домами оскалила ска̀лы далекость.
Ни люда, ни заставы нет.
Горят снега,
     и го̀ло.
И только из-за ставенек
в огне иголки елок.
Ногам вперекор,
         тормозами на быстрые
вставали стены, окнами выстроясь.
По стеклам
     тени

Рабочий, эй!

1.Раньше
купеческий сыночек
так прогуливал свободные ночи:
"Пей, Даша!
Пей, Паша!
Все равно
за все
заплатит папаша".

2.Папаша потрогает сынку бочок,
нарвет ушей с него целый пучок.
Да еще, чтоб не повторялся прогул,
вывернет кстати одну из скул.

3.А сам наутро,
     чтоб не разориться,
прогуленное
     с рабочих
          выжмет сторицей.

4.А теперь
в прогул
     прогуливает рабочий,
к сожалению,
       рабочие дни, а не ночи.

Письмо писателя В. В. Маяковского писателю А. М. Горькому

Алексей Максимович,
          как помню,
              между нами
что-то вышло
       вроде драки
            или ссоры.
Я ушел,
    блестя
       потертыми штанами;
взяли Вас
     международные рессоры.
Нынче —
и́наче.
Сед височный блеск,
         и взоры озарённей.
Я не лезу
     ни с моралью,
           ни в спасатели,
без иронии,
как писатель
      говорю с писателем.
Очень жалко мне, товарищ Горький,
что не видно
      Вас

Братья писатели

Очевидно, не привыкну
сидеть в «Бристоле»,
пить чаи́,
построчно врать я, —
опрокину стаканы,
взлезу на столик.
Слушайте,
литературная братия!

Сидите,
глазенки в чаишко канув.
Вытерся от строчения локоть плюшевый.
Подымите глаза от недопитых стаканов.
От косм освободите уши вы.

Вас,
прилипших
к стене,
к обоям,
милые,
что вас со словом свело?
А знаете,
если не писал,
разбоем
занимался Франсуа Виллон.

Страницы